Танцует в Севилье Кармен, или заметки неискушённого зрителя о "Севильских ночах"

Ну, конечно, севильская, а не гранадская и не кордовская. Во-первых, звучит не так, во-вторых, Севилья, Триана и севильская сегидилья, названная Мануэлем Мачадо "дочерью танца" ‪– словом, в самом имени города содержится некая квинтэссенция стиля фламенко. Да и вообще, севильская табачница засела занозой в подсознании у всех, кто хоть сколько-то интересуется культурой Испании, хотя в стихотворении Лорки, строчка из которого вынесена в заголовок, у стен, голубых от мела, танцует не она.

Однако когда перед выступлением танцевальной группы "Camino de baile" (что переводится как "Дорога танца") ведущий программы Александр Антонов сообщил, что в этой севильской ночи разливаются ароматы "лимона, кофе и акации", неуловимо повеяло тем, что сами испанцы называют españolada, а мы, применительно к родной культуре, – развесистой клюквой. Нехорошее предчувствие, которое я старательно подавляла, идя на этот концерт, подняло голову и зашевелилось – особенно после того, как ведущий назвал кантаора (исполнителя вокальной партии) "кантаэром".

Программу концерта немного перекроили: первой, на разогреве, выступила инструментальная группа "Jaleo". Халео – это андалусский танец. Но это также хлопки и возгласы, которыми зрители подбадривают танцующих. Jalear переводится как "подбадривать", "поощрять", но также "науськивать" и "травить дичь" (именно андалусское значение). Семантический спектр, заложенный в этом слове, довольно яркий – собственно, чего-то такого я и ожидала от музыкантов. Они производили очень приятно впечатление – молодые, красивые, увлечённые, но… Уж какое там jalear! Мне почему-то было невероятно скучно. Играя нечто, отдалённо напоминающее эстрадные концерты с участием Пако де Лусия и игру трио "Лойко", они очень старались – но как-то не жили в своей музыке. За исключением, быть может, ударника, Андрея Бурилова, который, кажется, под конец выступления даже впал в род транса – по крайней мере, так казалось из зрительного зала.

Названия пьес были приведены в программке, но всё же, на мой взгляд, их следовало бы объявлять – кажется, порядок исполнения был нарушен. Пятая пьеса смутно напомнила своей мелодикой "Босса-нову" Вадима Кулицкого, а в качестве художественной кульминации в середине этой пьесы мы наблюдали танец скрипачки Юлии Макаровой. Танцует она хорошо, благо, фактура богатая, руки гибкие, но вот стремглав бросаться к скрипке, едва окончив танец, – воля ваша, в этом есть что-то эклектическое.

Но всё же нас ждал приятнейший сюрприз в середине выступления группы: пьеса, которая в программке значилась как "Princesa", оказалась русской "Барыней". Сыгранная в стиле фламенко "Барыня" – вообразите! А получилось хорошо. По-настоящему зажигательно, весело и со вкусом во всех смыслах этого слова. И подумалось: может, они не "Халео" в душе, а "Ай-люли"?

Вторая часть концерта, отделённая от первой антрактом из ужасной, псевдоиспанской эстрадной музыки, была посвящена танцам. Танцевали милые девушки под запись, но это им не в упрёк: своих, отечественных кантаоров нам ещё предстоит вырастить, а пока, как уверяет один высокомерный московский сайт, в России есть единственный русский кантаор – Дмитрий Анисимов. Может, их уже и больше, но на всех всё равно не хватит.

И это большая печаль: искусство фламенко, как, впрочем, всякое народное искусство, требует немедленного отклика зрителей, постоянной обратной связи. Исполнителей надо jalear, однако в зрительном зале это как-то не принято, а музыкантов, с которыми bailaoras (танцовщицы) могли бы взаимно подбадривать друг друга, на сцене тоже не было.

Первый номер, с романтическим и знаковым названием "La noche" ("Ночь"), который должен был настроить публику на дальнейшее восприятие выступления, как-то не впечатлил: три дамы в чёрном проделывали одинаковые движения, развернувшись лицом к зрительному залу. А между тем, фламенко ‪– искусство поочерёдного солирования (это свойственно фольклорным формам Испании вообще), и если уж допускает совместный танец, то подразумевает, что это будет соперничество, состязание, агон. Синхронное проделывание движений без обращения танцовщиц друг к другу больше напоминает физкультуру и аэробику, но отнюдь не фламенко. Плюс к тому, танцовщицы в своих zapateos (дроби) порой расходились не только друг с другом, но и с музыкой. За последнее я их, пожалуй не всерьёз не упрекну: грохочущая музыка из динамиков направлена в зрительный зал, на сцене её может быть попросту плохо слышно.

Те же огрехи были заметны в четвёртом танце – guajiras (гуахира – на кубинском испанском означает "крестьянка"; это стиль танца, на который оказали влияние кубинские ритмы). Красные веера красиво реяли над головами танцовщиц, однако в дробях опять заметна была неодновременность, а кроме того, стало ясно, что дамы очень зажаты в бёдрах. Постоянная работа тела – чрезвычайно трудная материя во фламенко. Плечами хлопотать нельзя, локтями тоже, излишне суетиться шеей и головой – недопустимо, а если переусердствовать с бёдрами, то получится не страстно, но вульгарно. Требуется такая работа мышц в нижней части тела, которая создавала бы meneo, лёгкое движение, колыхание, которое испанцы ценили в женской походке ещё в начале прошлого века. Увы, meneo в этом танце отсутствовало.

Глядя на этот танец, я подумала, что танец фламенко похож на (уберите от мониторов детей!) акт любви. Должно быть начало, вовлечение зрителя (партнёра в этом акте) в соучастие, нарастание напряжения и его катарсическое разрешение. Увы, разрешения в большинстве номеров не происходило. А ведь искусство фламенко потому и стало в нашей стране столь популярным, что оно несёт в себе подлинно трагическую страстность с необходимым катарсисом. Нам хватает трагедий и в жизни ‪– но вот катарсис мы испытываем чрезвычайно редко. То, что я увидела, было неплохо для клубного танца, но, увы, было очень далеко от подлинного фламенко. Не было того самого duende, того экстатического духа, который нисходит на исполнителей и затем передаётся зрителям.

Однако были в этом выступлении и очень светлые моменты. Порадовала Анна Гриневич – особенно, когда, растанцевавшись к концу, показала в alegrías вдохновение, задор и то самое женственное meneo, которого так не хватало её коллегам. Весьма неплохо смотрелась она и в двух других своих сольных танцах.

Очень близко к тому, чтобы поймать за крылышко вёрткого duende, подошла Мария Бадратинова. И дело не в том, что она ближе всего к испанкам фактурой – эффектная брюнетка с хорошей фигурой (среди испанок хватает и рыжих, и русых). В своих сольных номерах Мария не просто совершала последовательность движений, но выражала чувства – и эти чувства отзывались в моём зрительском сердце. К тому же она, как и Анна Гриневич, не боялась своей женственности, а потому и не прятала её, выражая в танце.

Приятное впечатление произвёл номер cañas в исполнении Анастасии Лесниковой, которая показала хорошие дроби. А после этого под её palmas, хлопки, станцевала Виктория Лавреха, и это было тоже неплохо, потому что здесь уже был диалог двух исполнительниц плюс самая архаичная форма исполнения танца – a palo seco (букв. "под сухую палочку"), без музыкального сопровождения. Когда-то ритм отбивали двумя палочками, отсюда и такой странный перевод термина. По идее, именно cañas, одна из самых старых форм танца, и должна исполняться таким образом. К сожалению, впечатление было смазано не одновременным окончанием хлопков и танца. Затем обе танцовщицы исполнили sevillanas, однако в их танцевальном диалоге было маловато злости, угрозы. Ведь танец двух молодых женщин – это неизбежный агон с вызовом и скрытой угрозой. Поза с наклоном корпуса вперёд и сближенными головами, которую не раз принимали танцовщицы во время танца, недвусмысленно говорит об этом. И все мы помним, чем кончилось такое кружение, голова к голове, для героини Кристины Ойос в фильме Карлоса Сауры "Кармен" в сцене на табачной фабрике: героиня Лауры дель Соль в конце концов чиркнула её ножичком по щеке…

В общем и целом можно сказать то же, что и об инструментальной группе "Jaleo": duende, тот дух народного искусства фламенко, о котором так блистательно в своей лекции когда-то сказал Лорка, пробегал где-то рядом, но в гости не захаживал. Наверное, если бы гитаристы изобразили, уж как умеют, токаоров, а зрители могли бы сесть в кружок и подбадривать выходящих в круг танцовщиц выкриками типа "¡Olé!", "¡Así se baila!" (примерно на языке родных осин звучит как "Во даёт!") или "¡Ay, qué niña garrida!" ("Что за девка знатная!") и т. п., получилось бы совершенно иначе, и duende, глядишь, хотя бы пощекотал их своим крылом. Пока же есть, куда расти – и исполнителям, и их зрителям. А свой зритель у них уже есть, и это очень хорошо.

Фотографии №№ 1–5 предоставлены Натальей Герус, №№ 6–8 взяты с Форума Академгородка

Мария Горынцева,

специально для Новостей Академгородка Academ.info