- Академгородок славен прежде всего своими научными достижениями, выросшими из экспериментов. А ваш спектакль об Академгородке тоже будет сродни эксперименту – но уже театральному?
- Академгородок меня заинтересовал в первую очередь как своего рода социальный эксперимент. Как социальная утопия. Мне кажется это последняя большая советская утопия. С нуля возник целый город, который должен существовать по специально выдуманным для него законам. Каким образом будут сосуществовать институты, как будут жить ученые. Он был задуман как некое идеальное пространство. Это безусловно эксперимент. И чтоб о нем рассказать нужно найти язык, вот поиском этого языка мы и занимаемся.
- Был ли баланс между научной и культурной сторонами жизни, как по-вашему?
- Видите ли, эта такая эпоха, когда было ощущение, что через науку можно открыть двери в процветающее будущее. То есть невозможно ученого отделить от социума. Это все равно какое-то социостроительство, жизнестроительство. Это пространство строят ученые, у них во главе угла стоит наука. Но все равно они придумывают, как им интересно жить, как им интересно работать. В этом смысле это какая-то попытка построения идеального общества. Если угодно – гражданского общества. Какое-то время оно так и функционировало, это продлилось не долго, но все же было.
- Как вам кажется, эпоха Академгородка – или, выражаясь вашими словами, - утопия Академгородка уже завершилась?
- Мне кажется. Утопия закончилась. Академгородок не закончился. Существует, развивается, меняется со временем, подстраивается под новое время, пытается выживать и добивается каких-то успехов. Но как утопия это пространство закончилось, вместе с тем как в стране закончились 60-е. в 1968 году.
- После известных пражских событий?
- В том числе. Кто-то сказал фразу: «Наши танки вошли в Чехословакию. Дискутировать было больше не о чем!» То есть была среда общественных дискуссий. Где все обсуждается, нет никаких табу. Аналитическому подходу подвергается абсолютно все. Мысль же нельзя регламентировать: вот ты только наукой, размышляй о науке, а в политику не лезь. Нет, это люди, которые размышляли и дискутировали обо всем. А какая дискуссия может быть с танками?
- А сейчас там живут по инерции?
- Академгородок – большая идея! В первую очередь – интеграции наук. Это идея остается актуальной по сей день. Самое мощные открытия делаются на стыке наук. Так что замысел был очень точным и он продолжает работать.
- Следующий вопрос – как раз о стыке театральных дисциплин. Каков сценический эквивалент вашим «Элементарным частицам»?
- Мы работаем с документами. Весь текст этого спектакля – это все документы. Причем документы разного порядка. Есть стенограмма, расшифровка дискуссий, судов вокруг знаменитого «Письма 46-ти», есть биография того же Лаврентьева. Это тоже документ. Есть художественные тексты о том времени. Допустим, книга Вайля и Гениса «60ые, мир советского человека». Есть интервью, мы их собрали у сегодняшних обитателей Академгородка, которые помнят, как он строился, как развивался, как менялся. Это тоже документ – свидетельство.
И хотя в спектакле не будет выдуманного текста, только документы, мы позволяем себе эти документы переосмыслить, провести с ними, в каком то смысле, эксперимент.
- Эту среду сколько актеров воплощают?
- В спектакле будет занято пять человек. Назовем их условно – младшие научные сотрудники.
- Хорошо. Тогда скажите про процесс отбора информации…
- текста было очень много. Конечно, пришлось все это дистиллировать. И много раз. Еще летом я начал читать книжки про Академгородок, потом в августе мы с Вячеславом Дурненковым поехали на две недели в «экспедицию» и уже собирали материал на месте, брали интервью. Бродили по лесным тропинкам Академгородка и размышляли, собственно на одной из таких тропинок спектакль и сочинился. Потом было много версий текста, которые каждый раз уточнялись и продолжают уточняться.
- Кто-то помогал вам?
- Да, совершенно прекрасная Анастасия Близнюк, дочь Германа Безносова. Она нас собственно говоря приютила, нашла нам квартиру. Привела в свой музей. Показывала материалы по «Интегралу». Помогала договариваться о встречах.
- И кто был самым интересным вашим собеседником?
- Впечатлений много. Иван Кузнецов, который все очень системно рассказал. Замира Ибрагимова и Наталья Притвиц, которые приняли нас дома, накормили пирогом и от которых мы ушли со стопкой книг. Владимир Титов, который совершенно неожиданно привел нас в кабинет Лаврентьева. Владимир Штерн, который оказался за соседним столиком в кафе, приехав в Академгородок отметить юбилей свадьбы. Григорий Яблонский, с которым встречаемся в скайпе, и он каждый раз оказывается в другой точке мира. Летом я был в Израиле, встречался с Анатолием Бурштейном, был у него дома, а потом гулял по парку Вайцмановского института. Владимир Накоряков с собачкой на руках в своем доме в поселке коттеджей. Каждая встреча оставила след.
- А, к примеру, считаете ли вы гением места академика Лаврентьева?
- Я прочел воспоминания о нем, ознакомился с мемуарами самого Лаврентьева. Конечно, он был мотором Академгородка. Но я в данном случае не претендую на объективность! Мы не снимаем документально-познавательное кино, чтоб рассказать несведущему человеку об Академгородке. Мы все-таки делаем нечто другое.
- В начале беседы вы назвали Академгородок утопией. А вы вообще верите в возможность идеального общества?
- Мне вообще очень нравятся утопии. Мне нравится изучать их. У меня есть какой-то внутренний дефицит что ли чего-то идеального, да? Казалось бы, что мешает человечеству объединиться. Мы же все понимаем, что было всем во благо. Понимаете, в чем уникальность театра? Это художник, композитор, поэт могут создавать свои произведения в полном уединении, а театр может состояться лишь в том случае, если довольно большое количество людей соберется вместе, обо всем договорится и каждый сделает свою часть работы. Так что театр в какой-то мере это тоже утопия. Мы вместе придумываем систему, в какой-то момент она начинает работать, но чтобы она это делала хорошо, мы должны все время быть в нее включенными, если кто-то схалтурит, система ломается.
- Любой спектакль строится на конфликте. А вы в «Элементарных частицах» что сталкиваете между собой?
- Ну, как… Конфликт всегда возникает между мечтой и действительностью. Как это сказать… Реальность не в состоянии полностью подчиниться замыслу. Потому как мир вокруг – не замкнутая система. Соответственно, рано или поздно любая мечта деформируется. В этом, наверное, и конфликт.
- А как вам сегодняшний Академгородок?
- Я некомпетентен в этом вопросе. Меня интересовало больше прошлое Академгородка. Поэтому я как бы не знаю, что сейчас хорошо, что плохо в том, что сейчас там происходит. Мы концентрировались все-таки на 60-х. Ну, что тут сказать… Всякая структура выживает лишь при условии наличия способности к изменениям. Если она достаточна мобильна и впускает в себя современность. Я не знаю, какими мыслями и идеями живет сейчас Академгородок. Но, как мне кажется, если система застыла во времени и проявляет своего рода ригидность психики, то это неизбежно приводит к слому. Но что-то впускать наверное не стоит, от чего-то лучше отгородиться.
- Спектакль посвящен 60-м годам прошлого века. А сценография отражает какую эпоху?
- Ну, как сказать… Ну, вы увидите! Есть такой художник – Дмитрий Гутов. У него такие интересные картины сварные металлические. Он берет известные классические произведения и делает их объемными. И когда смотришь на эту картину под углом, видишь какой-то странный набор каких-то полос и частиц.То есть некий хаос, нечто разрозненное. Но с определенной зрительской точки это все собирается вдруг в идеальную картину, и ты узнаешь, к примеру, «Мадонну с младенцем». И вот эту идею «точки сборки» я и взял для решения сценического пространства спектакля.
- А музыкальный ряд будущего спектакля – из 60-х?
- Я не знаю еще, как будет… Но на данный момент… Никакой музыки, кроме человеческой речи, в спектакле нет. Пока вот так. Музыка в эту картину как-то не вписывается.
- Насколько я знаю, голоса актеров будут подзвучены. С какой целью?
- Во-первых, сцена – это же достаточно как бы не естественная среда, да?
К примеру, актер форсирует звук, чтобы его было слышно в последнем ряду. И эти усилия маркируют это пространство как пространство для выступления. Мне просто хочется, чтобы артистам было комфортно, чтобы они могли спокойно разговаривать друг с другом.
- Ваш предыдущий спектакль в «Старом доме», «Ручейник, или Куда делся Андрей?», идет всего 40 минут. А какова периодичность сценической жизни у «Элементарных частиц»?
- Пока не знаю, сколько получится. Текста достаточно много, порядка сорока страниц. Но лично я привык достаточно быстро обрабатывать информацию, мне нравится, когда информация поступает быстро. Есть такая шутка – хотите узнать, какой на самом деле ваш возлюбленный, посадите его за компьютер с медленным интернетом. Текста у нас много, но текст достаточно быстрый.
- То есть театра проживания не ждать?
- Нет-нет, это не про нас! Я не верю в «магическую возможность» вжиться в образ. Я верю в то, что по отношению к человеку, о котором рассказываю, я могу что-то испытать. А могу и не испытать. Потому что я это не запрограммировал. Как сказать? Идет поток информации. К нему можно подключиться, а можно закрыться от него.
- Удается ли при этом театру разъять Академгородок на элементарные частицы?
- Вообще всматриваться и приближаться очень интересно. Мне скорее ближе метод деконструкции, чем обобщения. А что у нас получилось посмотрим на спектакле и после спектакля, на обсуждении со зрителями, многие из которых я надеюсь будут академгородковцы.