Интервью на спорную тему получилось объемным: для удобства читателей редакция поделила его на части. Перед вами – первая.
– Почему вы поддержали спецоперацию?
– Потому что эти действия должны были начаться давно. Вместо этого мы жили в позорном мире. Это был мир взаймы, и этому миру пришел конец. Я был убежден, что это неизбежно, ждал, готовился. За 48 часов до начала СВО по ряду признаков я понял, что пошел обратный отсчет времени и уже знал, что делать.
– Вы вернулись к прежней профессии журналиста. Как оценили ваш поступок коллеги из НГУ и Института философии СО РАН?
– Нельзя сказать, что из журналистики, в которой я с 15 лет, которая, можно сказать, моя первая рабочая профессия, я уходил. Моя работа военкором и публицистика есть естественное продолжение моей военно-политической деятельности. Это важный инструмент, которым я владею и которым грех не пользоваться. Академическую работу я вовсе не забросил, как некоторым коллегам удобно думать и преподносить. Впрочем, они это делают с единственной целью, – чтобы иметь основания более не считать меня коллегой.
Если говорить конкретно, из-за переезда в Москву я давно не сотрудник СО РАН и НГУ, хотя состою в редакции одного из научных журналов. На данный момент я работаю профессором в одном из крупнейших вузов страны, читаю курс философии на английском языке. Не забросил и научную деятельность, публикуюсь, активно участвую в работе научного совета РАН по методологии искусственного интеллекта и когнитивных исследований. Недавно мы разрабатывали методологию по созданию так называемого «доверительного ИИ», решали проблему логической непрозрачности алгоритмов машинного обучения вместе с профильными техническими комитетами. Многие этики распереживались, что наши роботы-охотники начнут убивать своих, и поэтому боевой ИИ следует запретить.
Я выступил против, поддержав инженеров. Мои аргументы были следующими. Дело в том, что для военных большой разницы между тем, кто совершит ошибку, ударив по своим – живой оператор или нейросеть, нет. Такие потери все равно будут. Важно, что бы потери от так называемого «дружественного огня» были в пределах приемлемых потерь. А это уже вопрос статистических методов и калибровки. Хорошо, что наш подход победил, теперь наше «Изделие-53» успешно опустошает тылы ВСУ в автоматическом режиме распознавания и захвата целей.
Вернемся к коллегам. Они, за редким исключением, со мной более не общаются. Начало этому было положено давно. Еще в 2014 году профессор Николай Розов разослал свою либеральную «фетву» всем членам ученого совета ИФПР СО РАН и сибирским коллегам, где объявил меня «нерукопожатным», что я навеки отлучен от «лучших людей», от приличного общества. Тогда я просто посмеялся над бойкотом этих «лучших» и мы перестали здороваться. У меня было представление, что вопрос о присоединении Крыма расставил точки над i, поляризовал общество. Теперь я понимаю, что скорее заблуждался, – точки над i, может, и были расставлены, а вот точки над «ё» расставила СВО и, более того, – мобилизация.
Иными словами, мне известно, что подавляющее большинство коллег из НГУ и Института философии оценили мой поступок отрицательно и даже крайне отрицательно. Не буду говорить ритуальную фразу, что я их за это не сужу. Сужу, и еще как. Но вовсе не за себя, а за их отношение к своей Родине в роковой для нее час.
Удивительно, все-таки, насколько глубоко прозападным оказалось сибирское академическое сообщество! Запад разрушил наше государство, надругался над нашими святынями, растлил наше общество и готов был завершить свое черное дело полным уничтожением нашей государственности и расчленением страны. Последнее мне известно достоверно. И когда последнее поколение, причем, стареющее поколение, которое способно осознать исторический смысл происходящего, подняло знамя восстания против криптоколониализма, против нового мирового порядка, те, кто этот смысл призван осознавать и поддерживать, предали его.
Хорошо, что у нас остались достойные историки. Если бы не историки, нам бы всем крышка! И если бы мы не вступили в эту (спецоперацию) сейчас, через пять-десять лет было бы точно поздно. Враг бы окончательно перепрошил мозги нашей молодежи, лишил воли к сопротивлению, а старики уже не смогли бы встать в строй, чтобы показать пример и повести за собой. Это действительно во многом боевые действия очень взрослых и пожилых людей, которые решили исправить то, что творилось последние 30 лет. На фронте это хорошо видно. Но добивать врага, конечно же, придется молодым. И их тоже уже немало.
– В Академгородке и Москве значительная часть интеллигенции не стала поддерживать СВО. С чем, с вашей точки зрения, это связано? Это как-то отразилось на взаимоотношениях с коллегами?
– Часть из них просто подлые люди, они перешли на сторону наших врагов. Другие проявляют трусость, боятся мнения первых, боятся мнения мнимого большинства, хотя внутри некоторых академических сообществ оно вовсе не мнимое. Но все они, так или иначе, верят во всесилие Запада и обреченность России. Почему так? Первые хотят и должны верить, они же враги. А вера вторых питается их трусостью. Но есть и те, немногочисленные, кто просто окружен врагами и скрывает свои взгляды, хотя в этом уже нет никакого смысла. Патриот, перестань скрываться от коллаборанта в трудовом коллективе! Таков мой призыв. Ничего они больше сделать серьезного не могут, народ их ненавидит, и они даже не представляют порой, насколько люто ненавидит. Особенно на фронте. Почему это все случилось? Почему в нашей науке оказалось столько подлых людей, столько изменников? Могу порассуждать, тем более что я написал на эту тему не одну статью.
Во-первых, нашу науку, особенно гуманитарную, после гибели великого государства фактически взял на содержание Запад. Он создал мощную систему отбора проамериканских кадров. Мало того, что она проамериканская, это еще и система отрицательного отбора, – в новой России в науке обычно могли достигнуть успеха только те, кого в нашем прежнем обществе считали отбросами, как физическими, так и моральными. Посмотрите на студентов гуманитарных факультетов, особенно философских. Посмотрите на их учителей в возрасте до 40 лет. Среди них много наркоманов, гомосексуалов. Некоторые способны в лучшем случае генерировать абсолютно бессмысленные тексты, причем бессмысленные даже грамматически, в некоторых предложениях отсутствую существительные! Я изучал этот вопрос, говорю не голословно. Нормальный человек, если только он не увлеченный фанатик, в гуманитарные науки в течение этих 30 лет не шел, но зато туда притягивались любители богемного образа жизни и дети предателей.
Во-вторых, в среде отечественной интеллигенции велико влияние диссидентских кругов, которые обычно называют «демшизой». Это традиция, это партия, самая настоящая партия со своим конспиративным контуром управления. Какая партия? Партия ликвидации России за счет России. Когда эта партия получила свободный доступ к западным финансовым ресурсам, они усилились исключительно и стали расставлять своих людей, захватывая целые отрасли народного хозяйства и общественной жизни. К началу СВО они фактически захватили медиа, культуру, науку, образование. Именно на это они рассчитывали, именно это вселяло в них оптимизм, несмотря на всю накопленную ненависть нашего народа к коллаборационистам и гауляйтерам.
В-третьих, обращу внимание не некий момент. У меня есть данные столичных психотерапевтов, которые обнаружили корреляцию между либерально-глобалистскими политическими взглядами и сексуальными извращениями. Это не просто какая-то там корреляция, это коэффициент 1. Это значит, что в их практике не было ни одного либерала с неповрежденной сексуальностью. Это легко объяснимо, – гомосексуалы так любят либеральную власть, потому что она для них безопасна и даже потворствует их порокам.
Экономист Пол Кругман в «Кредо либерала» хорошо описал политические механизмы, которые привели к неслыханному влиянию извращенцев в США. В этом виноваты и двухпартийная система, и сам капитализм. Капитализм создал новые виды извращенцев, привел их к власти. Впервые в истории человечества порок объявлен добродетелью. Мне глубоко неприятна эта тема, но ее необходимо поднимать. Общество без изгоев не имеет будущего. И те, кто заслуживают быть изгоями, должны быть водворены на свое подобающее место.
В-четвертых, не стоит забывать о самой природе интеллигенции, включая ленинскую оценку. Один мой коллега, бывший сотрудник Института философии, доктор философских наук Антон Дидикин выразил кредо русской интеллигенции так: «Русский интеллигент всегда должен быть против государства». Этого кредо придерживаются многие. Это принципиально антигосударственническая установка. В прошлом году Дидикин, кстати, уехал из России в Казахстан, где сейчас работает в Международном финансовом центре в Астане. Это фактически оффшорная зона по аналогии с МФЦ Дубая, которая действует по британскому праву, – все судьи англичане, и возглавляет их какой то лорд-судья. Был ученик коммуниста Альберта Черненко, а теперь агент мирового капитала.
В-пятых, среди интеллигенции популярен космополитизм. Он только окреп с приходом глобализма. Для них это слово смешное, а для меня ругательное. Я верю, что есть общечеловеческие ценности и великие цели, вроде покорения космоса и нравственного совершенствования человеческой природы, но человек без Родины это просто атомарное ничтожество.
Отразилось ли неприятие СВО коллегами на моих отношениях с ними? Отразилось самым кардинальнейшим образом. С большинством из них более не хочу иметь ничего общего. Я вынужден с горечью признать, что большинство философов предали Россию. Почему так вышло? Кому интересно, я размышления на эту тему недавно изложил в статье – «О философии в России» называется. А вот историки в гораздо большей степени сохранили патриотическое, государственническое ядро. Их вклад в пробуждение общественного сознания от криптоколониального морока перед СВО нельзя переоценить, он в каком-то смысле, оказался решающим.