Общественница рассказала «Академ.Инфо», почему ошибочно считать ее ретроградкой, как ценные для истории Академгородка экспонаты попадают на помойку и когда читать чужие письма – этично.
– Анастасия, вы очень любите Академгородок, но учились в университете в Санкт-Петербурге, а потом вернулись. Как так вышло?
– Я окончила еще Ленинградский университет – мне очень повезло, это был последний год, потом его название сменилось. Сейчас есть такая мода, но в те годы мало кто ехал учиться в Ленинград. Училась на психологическом факультете – тогда он был редким в стране.
Когда общаюсь с друзьями текущего времени – а их появляется много ввиду разных видов моей деятельности – и кто-то спрашивает, что я окончила, то предполагают либо наш эконом в НГУ, либо гумфак. Версий больше нет. Психфака тогда здесь не было. Понятно, что это не мехмат или физфак. Да и в том, что я окончила ФЕН, никто меня не подозревает.
Если бы я училась в НГУ, это был бы геолого-геофизический факультет в силу его романтики.
– Не думали получить образование и в НГУ, чтобы новые друзья чаще угадывали ваш вуз?
– Мне хватает базового образования. Я уже ощутила все плюсы университета – это не только учеба, но и жизнь в общежитии, новая компания, связи. Факультет был редкий, у нас учились люди со всей страны, и многие были старше, так как поступали не с первого раза – географию учила по своим однокурсникам.
Я довольна своей специальностью, хорошо работала, как психотерапевт. Просто зарабатывать нельзя было в те годы такой профессией – это было очень экзотично и малооплачиваемо. Сидела на пяти стульях, начиная от консультанта в детском саду до преподавания в НГУ и ФМШ. Но когда я оказалась в IT, то поняла, что совершенно неважно, какое у тебя образование. Человек может самообразовываться все время в силу постоянного общения с людьми, плюс я пробую разные виды деятельности и получаю навыки на практике, а не в теории. Все это расширяет кругозор.
Дважды я получала предложения поступить в аспирантуру. Социальная антропология мне очень интересна. Есть статьи, публикации мои на эту тему, я с ней выступаю на конференциях, но не понимаю, зачем для этого тратить время на что-то формальное.
– Как началась история Интегрального музея Академгородка?
– Я собирала на помойках вещи, которые мне было жалко, и несла их домой. Они складывались в коллекции, которые нужно было кому-то показывать. Делать это дома в семье казалось мне странным, ведь у меня были деньги, чтобы купить квартиру и сделать в ней витрину того, что я собираю. А мои коллекции – это вещи, связанные с историей Академгородка.
Я вообще очень чувствительна к дизайну предметов, их эстетике. Очень удивляюсь, как человек придумал сшить платье сложного кроя. Даже покупала туфли чисто из любви к дизайну – не по размеру, не носила, но была потрясена фантазией дизайнера.
Поэтому само собой сложилось, что я инвестировала в недвижимость и сделала из нее пилотный вариант квартиры-музея, который оказался востребованным и интересным. Позже задумалась, что нужно сделать такой музей с удобной логистикой, в центре Академгородка, на первом этаже.
Сегодня развитием проекта Интегрального музея-квартиры стала новая локация в Институте вычислительной математики и математической геофизики СО РАН, где можно принимать школьные классы и рассказывать им об истории сибирской науки. Площадка #АкадемВЦентре в институте поддержана Президентским фондом культурных инициатив, там проходят выставки и встречи для жителей и гостей Академгородка.
– Срез каких эпох из жизни научного городка представлен в музее?
– Он показывает весь двадцатый век из жизни Академгородка. Мы не ограничиваемся одной эпохой – например, шестидесятыми, столь узнаваемым ярким периодом в его истории.
Многие старшие руководители и директора научных институтов в то время были потомками русской аристократии. В оттепель уже можно было об этом говорить, афишировать свое происхождение. Это визуализировалось, в том числе, через предметы, которые люди привезли с собой для жизни в Академгородок.
Они везли семейные документы, архивы, предметы быта, старинный шкаф, сундук с платьями бабушки… Так что все, что было до 60-ых годов – это тоже вещи, связанные с идентичностью, историей, спецификой, энергетикой Академгородка. Мне кажется, без позиционирования себя как человека, принадлежащего к русской аристократии, мы бы не были такими особенными, какими являемся сейчас.
– Есть мнение, что прошлое нужно оставить в прошлом и шагать в ногу со временем, стремиться к прогрессу, обратить внимание на будущее – что об этом думаете?
– Когда меня пытаются втиснуть в образ ретроградки, я говорю: подождите, товарищи. Я 20 лет была на острие информационного бизнеса, работала с технологиями мирового уровня, с партнерами и компаниями со всего мира. В этом смысле нет ответа на вопрос «как надо?». Мир прекрасен в его разнообразии.
Это память. Если человеку такое нравится, нужно этим заниматься. Не нравится – его выбор. Но говорить о том, что нужно все старое снести и отстроить все новое – неверно. Прошлое нужно хранить, чтобы изучить. Уничтожив все это, мы не сможем взять лучшие практики прошлого и применить их в будущем.
А запрос на это есть: бизнесмены обращаются к нам и просят схему постройки Академгородка, как он развился с 60-х годов, чтобы применить это в своей индустрии. А как он развивался, никто не будет знать, если не будет соответствующих документов и памяти.
Феномен Академгородка повторяли в других наукоградах – во Франции, Японии, но пошагового описания, как его строить, нет. Но это нужно. В СО РАН пытались заняться этим вопросом, но кого уже спросить об этом? Мало людей осталось, на основе чьих рассказов можно было бы построить версии. Поэтому попытки сохранить всю эту информацию я считаю своей миссией.
– Вы чувствуете энергетику вещей, которые попадают к вам в музей?
– Этот вопрос популярен в контексте темы вторичного обращения вещей. Есть люди, которые не могут носить чужие вещи, чувствовать чужую энергетику. Я всю жизнь это любила и питаюсь только позитивной энергетикой, а негативную нивелирую и не ощущаю. Это касается любых вещей в музее.
Когда я стояла у стены плача в Иерусалиме, думала: «Боже, ей столько лет, над ней так же светит луна, по этим мостовым ходили люди, которых я даже вообразить себе не могу. А сейчас я здесь стою». Также с предметами: я чувствую только хорошее от вещей, которые принадлежали другим людям, и мне нужна эта связь. Не могу жить в новостройках, мне там холодно, лысо, пусто. Мне нужно чувствовать силу места. Я беру только то, что меня усиливает.
От новодела – отреставрированной вещи – веет холодом. Поцарапанные экспонаты, которые прошли большой путь вместе со своим хозяином, несут более полную картину его жизни и всего мира в целом.
– Какие экспонаты лично вы считаете наиболее ценными?
– У нас есть подсвечник из рук Николая Второго. Или вещь с хештегом #спомоечки – скульптура 50-ых годов «Вакула на черте», которая у многих стояла на полках. Сегодня по рыночной оценке она стоит 35 тысяч рублей.
Одна из летних находок – фотография матери социологии Татьяны Заславской и известного экономиста Абела Аганбегяна. Это очень качественная фотография, парадная, у кого-то она стояла в доме. Ее выбросили. Но нам ее принес наш волонтер и амбассадор Владимир, который опытным взглядом увидел, что на фото известные люди.
Когда я выложила ее в соцсетях, экономисты написали мне, что это редкий снимок, который мало, у кого есть.
У нас хранятся чемоданы и тонны архивных фото неизвестных людей. В конце месяца буду участвовать в зум-встрече с людьми, которые профессионально занимаются такой фотографией, частной памятью. Это острая тема, которая многих волнует – например, люди находят ценные для историков моды фотографии и настоящие дореволюционные наряды, предметы интерьера.
Мне поразительно ценны такие найденные архивы – от них невозможно оторваться.
– Что думаете насчет этики чтения чужих писем?
– Когда я выкладывала в соцсети цитаты из найденных писем, были большие дискуссии, насколько это этично. Этот же вопрос мы обсуждали в Уральском университете на большой дистанционной конференции со студентами.
Как мы почерпнем правдивую жизнь, если не будем читать письма? Например, сейчас мы нашли переписку, в которой описан каждый день в жизни Академгородка 1961 года. Построился магазин. Потом открылся. Продается такой-то китайский товар. Молоко стоит столько-то. Это очень ценно.
– Какие еще места рекомендуете посетить гостям Академгородка, чтобы понять его суть?
– Сейчас это модное направление – научный туризм. Могу сказать, что занималась им, когда это еще не стало мейнстримом. Городок надо обходить по всем зонам треугольника Лаврентьева, который мы упоминаем в экскурсиях – это наука, образование, производство.
Нужно погулять в институтской зоне, где точкой притяжения стала мышь, вяжущая ДНК, – честно говоря, я больше люблю Беляева с лисой. Пройти между старым главным и лабораторным корпусами университета, где много стендов с информацией и получился удобный сквер. Есть восприятие будущего через новый главный корпус, там сейчас много всего строится, хотя дискуссий о вырубке леса было достаточно.
Технопарк по энергетике – мое любимое место. Там сложилась правильная атмосфера – гламурная, немного хипстерская и инновационная. Еще я себя всегда корю, что не хватает времени каждый день гулять до Обского моря, ведь такая возможность – это дар, который достался нам от отцов-основателей.
