08 июля, 2022
Игорь Лихоманов
В этом году Гуманитарный факультет НГУ отмечает свое 60-летие. Правда, того Гумфака, который существовал в советские времена и состоял из двух отделений (истории и филологии), уже давно нет. Вместо него с 2016 года в НГУ создан Гуманитарный институт, в который включены гуманитарный факультет, факультеты журналистики и иностранных языков.
Но пусть уже нет прежнего Гумфака, но гуманитарии остались. И более того, они решили поделиться воспоминаниями о делах минувших, о своей учебе и преподавателях. Academ.info публикует первый очерк известного новосибирского журналиста Игоря Лихоманова, который в честь юбилея решил написать цикл рассказов-воспоминаний.
Но пусть уже нет прежнего Гумфака, но гуманитарии остались. И более того, они решили поделиться воспоминаниями о делах минувших, о своей учебе и преподавателях. Academ.info публикует первый очерк известного новосибирского журналиста Игоря Лихоманова, который в честь юбилея решил написать цикл рассказов-воспоминаний.
Молетотов, Тимошенко, Демидов
Не знаю, как так получилось, но историю КПСС у нас на первом курсе (1986/1987 годы) одной группе читал Иван Молетотов, а другой Виктор Демидов. Я попал в ту, где читал Молетотов. Ему было в то время лет 55 или 56. Стройный, подвижный в сером пиджаке, сером галстуке и белой рубашке, Молетотов, как я узнал потом от Николая Шилявева, был хорошим спортсменом-лыжником. У него было странное, как будто несколько замороженное выражение лица и еще более странный, скользящий куда-то в сторону взгляд. Возможно, он косил или вправду (ходили такие слухи) один глаз у него был искусственный.
На своих лекциях Молетотов не пользовался никакими записями и говорил свободно. В памяти, однако, не осталось ничего – полная пустота. Его единственная, насколько знаю, монография, посвященная Сибкрайкому, совершенно нечитабельна. Это была унылая, официозная толчея в ступе. Но именно она подвигла меня курсе на третьем размечтаться написать историю Сибревкома.
После, в 1991-1993 годах, я даже принялся за дело и опубликовал статью в «ЭКО», посвященную работе Сибирской плановой комиссии. Тогда это казалось актуальным – изучить опыт НЭПА с целью его использования в период начала рыночных реформ. Скоро выяснилось, однако, что опыт сей нафиг никому не нужен, и я бросил им заниматься. Если и вправду в каком-то запредельном мире существует библиотека ненаписанных книг, то там стоит и моя монография о Сибревкоме.
Об Иване Афанасьевиче рассказывали анекдоты. Один такой я слышал в период сухого закона.
Маются студенты в очереди за водкой. Позади них беседуют два алкаша. Один другому говорит:
– А помнишь Ваньку Молетотова?
– Ну…
– Так вот, он теперь доктором наук стал, прикинь…
Этот анекдот похож на правду. Молетотов окончил Высшую партшколу в 1958 году, когда ему было уже 29 лет. А, значит, где-то работал, получал «трудовой стаж». Вероятнее всего, на заводе, оттуда и начал двигаться вверх «по партийной линии».
В 1970 по 1982 год он был деканом ГФ. Студенты тех лет говорят, что именно он «загубил факультет», который переживал, по их мнению, лучшее свое время в 60-е годы. Наверное, они правы. Во всем облике Молетотова, как и в пустоте его лекций, было что-то созвучное и гармонирующее с эпохой брежневского застоя. Но дело шло уже в Перестройку, и он откровенно «гнулся с линией партии». В тот момент нам это даже импонировало. На фоне Демидова, казавшегося «заскорузлым» и «консервативным», Молетотов умел выглядеть «прогрессивным перестроечником»…
Семинары вел в нашей группе Володя Тимошенко – только-только защитивший кандидатскую диссертацию. Он был «радикальнее» и «демократичнее» Молетотова, хотя именно с ним у меня вышел смешной диалог на семинаре. Разбирая последние статьи Ленина, я обратил внимание на призыв Ильича «объединять советское с партийным» и указал на это, как на пример усиления партийной диктатуры над госаппаратом. Тимошенко замялся и сказал: «ну, Ленин же не это имел в виду», чем поставил меня в тупик: если не это, тогда что?..
Демидова я впервые заметил на собрании, посвященном деятельности общества «Память», которое проходило в КДЗ нашей десятки. Тучный, мужиковатый, с хитрой улыбочкой, он сидел где-то посередке и слушал выступление Казанцева – активного пропагандиста «Памяти», сотрудника ВЦ, если не ошибаюсь. После него выступал я с довольно сумбурным докладом о «еврейском вопросе» в русской революции. Как только я замолчал, поднялся Демидов и, вытянувшись во весь рост, вздел руки в гору и гаркнул:
– Да это же пир духа!..
Я, признаться, был шокирован его «пердухой», сбившей меня с толку. А Демидов пошел и пошел резать саркастическими сентенциями… Не помню, что именно он говорил, но в тот момент казалось (а дело было осенью 1986 года), что его позиция была заметно «правее», «консервативнее» официальной партийной линии. Вот так и сложился у меня образ Демидова- «мракобеса», с которым после этого случая мне уже не довелось общаться.
От студенческих лет сохранился анекдот:
Идет Демидов по Морскому проспекту и видит длинную очередь за водкой. В середине очереди стоит какой-то парень и громко возмущается, перемежая высококультурную речь отборным матом. Демидов узнает в нем своего аспиранта и пытается сделать ему замечание. Парень, не оборачиваясь, посылает по известному адресу. Демидов проходит вперед и рычит ему в морду: «Все, ты больше у меня не числишься!». Уходит.
Парень в ужасе – ему до защиты остается всего ничего – бродит, как потерянный до самого вечера и наконец решает пойти к Демидову на дом извиняться. В сумерках подходит к его подъезду и вдруг слышит храп, доносящийся со скамейки (по другой, более брутальной версии, из кустов). Движимый шестым чувством, он подходит ближе и видит пьяного Демидова. Тормошит его, пытается поднять, поднимает, с невероятным трудом засовывает в лифт и едет.
На лестничной площадке, прислонив шефа к стенке, парень звонит в дверь. Открывает жена Демидова. Он вручает ей свой «трофей» и, кланяясь как японец, раз пять повторяет: «Я аспирант такой-то! Я аспирант такой-то!». На следующее утро, ни жив, ни мертв, парень идет на кафедру. Открывает дверь. Напротив, за столом сидит Демидов с головой, перевязанной мокрым полотенцем. Он мрачно смотрит на вошедшего, пыхтит, морщится, наконец, произносит: «Садись, будем работать…».
Вероятно, у этого анекдота нет никакой реальной основы. Но черточки личности героя в нем отражены, причем, отнюдь не плохие.
Мое мнение о Демидове изменилось кардинально спустя много лет после окончания университета. Помню, было у меня несколько разговоров о нем с Миндолиным и Шиляевым. Оба высоко ценили Демидова. Из их рассказов я узнал о том, что он терпеть не мог Сталина и вообще был убежденным антисталинистом.
Но окончательно «добили» меня дневники Демидова, отрывки из которых были опубликованы уже после его смерти в 2009 году. Картина беспросветной нищеты послевоенной советской деревни, ощущение тоски и безысходности, яростное неприятие всей советской «показухи» вместе с бесконечным лицемерным славословием «отца народов» и «великих свершений», достигнутых под его «мудрым руководством» – а за всем этим старшеклассник, потом студент, безусловно верящий в идеалы коммунизма, которые не совместимы в его сознании с жуткой реальностью. Как это было знакомо и мне, выросшему в брежневском «застое», альтернативой которому виделась тогда не буржуазная «контрреволюция», а возврат к «истинному» марксизму-ленинизму!..
В том же сборнике, кроме дневников Демидова, были опубликованы воспоминания Миндолина из которых я узнал, что в 1968 году, после известных диссидентских писем было решено перенести Гумфак из Новосибирска в Красноярск. «Похоронили» эту идею Окладников и Демидов, бывший тогда первым секретарем парткома НГУ.
В 1990-е годы Демидов, насколько я знаю, вступил КПРФ. Думаю, это была его крупная ошибка. Ничего левого, ничего марксистского, ничего живого в этой партии нет и не было с самого начала. КПРФ – это умеренно правая партия с остатками «левой» риторики, все больше и больше сползающая в радикально-правый угол.
Молетотов умер в 2009 году. В последние годы жизни он совершенно ослеп. Тимошенко в 1989 году вместе с группой нгу-шных историков переехал в Свердловск, где сначала занимался экономической историей Урала. В 1998 году. он защитил докторскую диссертацию по этой теме. Работал в Уральской академии госслужбы. Потом руководил Ямальским филиалом Уральского Института истории. Умер в 2016 году в возрасте 57 лет.