Когда шла на встречу, про Мариуша Вилька знала крайне мало: участник демократической оппозиции – движения "Солидарность", был на войне в Абхазии, участвовал в московском путче, преподавал журналистику в США, два раза попадал в тюрьму, пять лет жил на Соловках и написал книги о России. Незнакомая, интересная личность.
С первых минут встречи Мариуш потребовал "тут же выключить телефон", а позже напомнил непунктуальным, что "если вы опоздали – вы уже не журналист". Может быть, на кого-то из студентов хотя бы замечания гостей когда-нибудь возымеют действие.
Грубо и живенько
"Если вы хотите быть людьми – забудьте о журналистике", – сразу жестко обозначил свою позицию к этой профессии Мариуш. И начал приводить примеры бездушности журналистов, когда они снимают жертв цунами, людей, потерявших близких, не спрашивая их об этом, ради наживы. Или же о военных продажных репортерах: "Я был свидетелем первой войны в Ираке, еще при старшем Буше. Жил в Америке. Утром по радио слышу репортаж о вернувшихся с ночного налета американцах. Журналист спрашивает одного из парней: "Что там было?" Парень отвечает: "Мама, ты меня слышишь? Ты не волнуйся. Это как дискотека". Он убил несколько сотен людей. Для него это дискотека. А о чем думают мамы этих убитых детей, журналист задумался? Нет, потому что это невыгодно". Показалось, что такие истории Мариуша заставили некоторых усомниться: стоит ли дальше учиться на этом факультете.
"Я хочу донести до вас, чтобы вы понимали, какие угрозы ждут вас в вашей профессии, и вы пытались держать свое мнение".
Безусловно, он затронул "гнойники" профессии, наглядно показал возможное будущее для студентов, но под одну гребенку причесал всех, забыв об "информационных войнах", непорядочных людях, игнорирующих журналистскую этику. Говорил об этих неприятных случаях, подразумевая всю журналистику в целом, забывая о положительных моментах.
"Когда войдете в медиа, вы не будете видеть людей. Журналист сегодня – инструмент медиа", – предупреждал он.
Почему он так категоричен и не допускает возможным существование живой, "человеческой" журналистики, стало ясно позже. В Польше журналисты создают очень много негатива. К тому же он сам работал некоторое время журналистом, а потом пресс-секретарем. И об этих опытах ему неприятно вспоминать: "Мне тоже хотелось показать людей. Я решил помочь рабочим, которые не умеют писать. Сегодня эти рабочие – безработные. Они – никто. На их плечах вышло несколько крупных бизнесменов. И мне стыдно, что я не понимал тогда, что этого делать не нужно. Не тем помогал".
Бурная деятельность
В восьмидесятые Мариуш Вильк – участник демократической оппозиции "Солидарность". Лекции, самиздаты – его помощь друзьям-рабочим: "Коммунисты мне запрещали читать Милоша, самого великого поэта двадцатого века. Я делал все, чтобы я и мои друзья могли читать Милоша".
После работал пресс-секретарем Леха Валенсы, что считает своим самым плохим эпизодом за всю жизнь: "Я не говорил того, что думаю, а четко передавал только его мысли. Спрашиваю я его: "Что вы думаете об абортах?" Он отвечает: "Я за и даже против". Попробуй, оформи это".
Дважды польские коммунисты сажали Мариуша в тюрьму. Первый – за попытку изменения власти, во второй – за шпионаж в пользу французов: он издал книгу на французском языке. "Я не делаю из этого события. У меня есть знакомые, которые ничего не сделали в жизни, но постоянно говорят о том, как они сидели. Для меня самое страшное в тюрьме то, что ты не можешь быть один", – говорит он о тюрьме.
После тюрьмы путешествовал по России, видел очень разных людей, наблюдал путч, который вскоре надоел, поехал в Абхазию, где к тому времени началась война: "Абхазия для меня одна из безумных, как я думаю сейчас, поездок". На войну ехал под видом наемника, журналистов туда не пускали.
***
После запретов коммунистов рвался на "свободу", планировал жить в США.
— Почему США хотели выбрать местом жительства?
— Это был 1989 год. Только открылся занавес. Мне казалось, что Америка – это демократия, свобода. Но приехал и увидел, что все наоборот: надо зарабатывать деньги, надо потреблять. Там ты "важный", если у тебя галстук от "Версачи" и хорошая машина. Я понял, что это не мое. Я бы не хотел, чтобы моих детей программировали рекламой, делали зомби. Я хочу, чтобы они слушали птиц, тишину, а уж потом решали, чем хотят в жизни заниматься. И вообще, самое главное – это эстетика. Если мы просыпаемся и видим помойку, то тогда у нас плохое настроение…
— Можно Вам задать вопрос, – перебил на полуслове Мариуша Вильку преподаватель ММФ НГУ. – Вы говорите про эстетику, а как Вы считаете, употребление нецензурного выражения соответствует идее эстетики? Может быть, Вы перепутали? Здесь не тюремная камера, а аудитория университета. (В историях о Абхазии Мариуш употреблял в речи нецензурную лексику. Намеревался, видимо, создать эффект реалистичности, цитируя чьи-то реплики, но это, по мнению части аудитории, было лишним – прим. авт.).
— Слова как таковые – не грязные, это ваши мысли грязные. Слово – это звук. А как может быть звук грязным?
Недолгая полемика переросла в голосование: "Кто недоволен поведением Вильки". За – единицы, против – большинство. Спор разрешился на фразе: "Вопросы этики не решаются демократией". "Спор" заставил задуматься: был ли мат уместен в этой ситуации и стоило ли учитывать неспокойную военно-тюремную жизнь Мариуша, прежде чем критиковать его за колючие слова. Или такие вольности были действительно чересчур в университетской аудитории.
Но на этом беседа не закончилась. Далее был совсем неожиданный рассказ о России: теплый и наполненный невероятно красивыми образами. Казалось, что в нем, наконец-то, заговорил филолог. (по специальности Мариуш филолог – прим.авт.).
Маленький рай неугомонного человека
В Россию Мариуш приехал, чтобы отвлечься от тяжелых абхазских воспоминаний и быть поближе к природе: "Я хотел страсти южные погасить холодом Севера". Тогда же и задумал серию из 6 книг о России: от Питера до Урала (о Беломорканале, заонежской деревне, Пертозаводске и др). В Новосибирск приехал тоже неслучайно: "Для меня это как экскурсия, разведка. Хочу осознать пространство "Сибирь". Когда закончу этот цикл, возьмусь за Сибирь".
Во время работы над книгами по несколько лет жил в "месте описания". Одно из них – Соловецкие острова, куда попал благодаря знакомому: "Бабье лето. Вышел с корабля и услышал колокольный звон, чаек… На этом острове, площадью 26 на 16 километров, более восьмисот озер. Если посмотреть сверху, то это лабиринт, где земля только как кружево. Огромное зеркало, которое разбилось на осколки и отражает небо, ели. Сотни миров, которые отражают друг друга… Понял, что я хочу быть здесь".
Через три недели понял, что именно в Соловках есть для книги все то, чего не смог увидеть, путешествуя по России до сих пор: "Там есть и духовность... За день могу обойти все пешком. Могу познакомиться со всеми людьми". Пять лет прожил Мариуш на Соловках: ловил селедку, выращивал в огороде картошку, изучал древнерусский язык и литературу.
Потом писал во французский журнал на польском языке "Культура" корреспонденции, записки о Соловках. Знакомил с этим прекрасным местом тех, кому не повезло это увидеть. Особенно старался в реалистичной описательности для пожилого редактора журнала, который вскоре предложил из накопленных записок издать книгу. Воспоминания о Соловках легли в основу его первой книги из "русского" цикла.
"Север – это любовь. Несколько дней назад я услышал гусей, которые прилетают в Россию. Раньше слышал, только когда улетают. Когда они улетают, то кричат так, что сердце щемит и чувствуется ностальгия, а когда прилетели – радость слышится. Они летят в Россию, чтобы любить", – с чувством говорит он. Наверное, только иностранцы могут так, по-своему вдохновенно, любить Россию.
Екатерина Унгур
