— Новосибирская общественность долго и упорно протестовала против фестиваля кваса и пива. Каково Ваше отношение к подобным мероприятиям, ведь Вы – его хэдлайнер?
— Я профессионал, и моя задача работать и играть там, куда меня зовут. Это вовсе не означает, конечно, что я буду принимать участие, скажем, в создании новой фашистской организации или секты по убийству пауков и потрошению собак. В данном случае для меня являются определяющими два фактора: во-первых, фестиваль является традиционным, у него добрая история. И, кроме того, разрешенным. Во-вторых, я много лет знаком с теми людьми, которые это делают, и для меня их репутация является безупречной. Зная, что сейчас меня зовут в отличную компанию с хорошей репутацией, где работают профессионалы, где организация – как у машины под капотом. Нас реже зовут играть на других мероприятиях, ведь существует некий стереотип этого жанра музыки. Когда мы ехали сюда с организаторами, то говорили о том, что из года в год эти фестивали становятся все более цивилизованными. Это не означает, что раньше они были какими-то неандертальскими. Нет. Само распитие напитков принимает второстепенную роль.
— Как Вам соседство со вторыми хэдлайнерами фестиваля – группой «Бандэрос»?
— На настройке звука ко мне подошли ребята из этой группы и сказали, что очень хотят сделать ремикс на нашу песню «Сибирская любовь». Мол, Макс, дай треки. Я сказал: ребят, треков нет. За давностью лет мы утеряли треки, партии инструментов. Но я их обязательно произведу и уговорю наш коллектив, чтобы мы их произвели, потому что они не записаны. Для меня большая честь, что группа «Бандэрос» обратилась к нам с подобным предложением. Ребята хотят сделать ремикс в стиле брэйкбит. Я достаточно глубоко «сижу» в музыкальных программах с точки зрения работы над синтезаторным звуком, поэтому мне жутко интересно, что эти люди сделают.
— Изменилось ли с течением времени для Вас понятие Хару Мамбуру? Если нет, то, что оно для вас означает сегодня?
— Понятие, наверное, все-таки не изменяется. Есть какие-то вещи, которые, в самом хорошем смысле, окаменели. Я радуюсь, когда ловлю себя на мысли, что манера и специфика вокального исполнения остаются теми же самыми. Я пою ее так же и чувствую так же. И, на мой взгляд, для подобных композиций, которые существуют много лет – эпохальных, в каком-то смысле, это правильно. Я не думаю, что наше развитие будет идти дальше за счет модификации этой песни, хотя я поймал себя на мысли, что уже ошибся. Потому что в следующем альбоме, который, кстати, будет очень необычным, самая интересная интерпретация будет как раз таки, у песни Хару Мамбуру.
— На данном этапе для Вас что ближе – лирика или стеб?
— Понятие стеб, которое пришло к нам из конца 80-х годов, мне не очень близко. Слово стеб себя уже отжило давным-давно, не вчера и не позавчера. Что касается альтернатив, которые вы мне предложили – лирика или стеб, то ни то и ни другое. Я сейчас очень болею и живу современной музыкой, очень люблю электронную музыку. Музыка движется вперед. К сожалению, на нашей территории это происходит значительно медленнее. Мы еще находимся по ту сторону ледникового периода. Но все равно, хочется, очень хочется.
Фото из открытых источников, видео автора
Кристина Фарберова