Сегодня тема Чернобыля на слуху у многих. Трагические события на Фукусиме-1 и 25-летие аварии на Чернобыльской АЭС заставляют людей задаваться вопросом, насколько схожи эти катастрофы.
«Реакторы на этих станциях были разные, да и взрыв самого реактора у японцев не произошел. У них случился выброс йода, а у нас вылетела вся таблица Менделеева!» – высказываются новосибирцы, принимавшие участие в ликвидации последствий на ЧАЭС.
К Фукусиме-1 наши «чернобыльцы» относятся сочувственно – понимающее и немного, самую чуточку, свысока. Они как никто другой понимают, с чем столкнулись японские ликвидаторы, но не могут не сравнивать произошедшее с событиями 25-летней давности.
Четверть века назад
Авария на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС произошла 26 апреля 1986 года. Разрушенный реактор привел к выбросу в атмосферу огромного количества радиоактивных веществ. В срочных работах по ликвидации последствий участвовали 1750 новосибирцев, почти 700 из них стали инвалидами, около 500 уже нет в живых, более 1500 награждены орденами и медалями СССР и России.
«Взорвавшийся 4-й блок соединялся общей трубой с 3-м блоком. После взрыва и тушения пожара на крышу третьего блока падали и спекались с перекрытиями битум, графит, радиация…
Все это нужно было снять, провести дезактивацию (очищение зараженных поверхностей), заменить электрооборудование, оградить зараженную тридцатикилометровую зону», – вспоминают собравшиеся в пресс-центре на Вертковской четыре новосибирца-ликвидатора последствий на ЧАЭС.
«Я был биороботом, – усмехается Виктор Бергер, – Был призван через военкомат на сборы и не знал, куда и зачем меня везут. Испугался я на третий день после прибытия в часть. Когда приехал на АЭС и увидел разрушения, эти потеки расплавленного металла, у меня волосы встали дыбом. А потом притерпелся, привык. Мы «зачищали» 3 энергоблок и машинный зал – выбегали на крышу на 30-40 секунд, долбили ее топориком, сбрасывали радиоактивный мусор вниз и бежали назад».
На вопрос, как он себя чувствовал после вылазок, Виктор Бергер пожимает плечами – нормально чувствовал. По-настоящему плохо было только один раз, после того как проработал на крыше машинного зала в течение часа. Дошло до рвоты и потери сознания. А так – приехал, набрал свою дозу облучения и поехал назад.
Дмитрий Бисин, работавший бригадиром и участвовавший в возведении знаменитого 30 км «периметра» вокруг АЭС, в Чернобыль поехал добровольно. В то время ему уже исполнилось 54 года, он успел поработать на разных атомных энергетических станциях СССР и знал о радиационной опасности для здоровья. Почему поехал?
«Так ведь кто-то же должен был ехать. Меня вызвали в райком партии и сказали, что если поеду я, то за мной поедут люди. Материальное вознаграждение? Нет, это была просто служебная командировка. Родина приказала, партия приказала? Нет, что вы, причем здесь это? Просто так вышло», – разводит он руками, досадуя, что некоторые вещи сложно объяснить.
По словам бригадира, никаких мер защиты от облучения не было. Выдавали только карандаш (дозиметр), который сразу же зацикливался, да лепесток (марлевую повязку). Виктор Бергер спорит, что были костюмы химзащиты, только в них никто не мог работать – задыхались.
День как день
«Когда дозу перебираешь, под языком появляется кисловато-сладкий привкус. Помню, получил я за день 2.4 рентген – это прилично, так как суточная доза была 0.9 рентген», – «Да у нас уже выше была!» – «Погоди ты! Переоблучили меня, кровь горлом пошла и 3 дня на станцию не пускали».
Они перебивают друг друга, сыпят именами, фамилиями, отвлекаются. Дмитрий Михеев, сегодняшний руководитель фонда помощи инвалидам радиационных катастроф, рассказывает, на что был похож день.
«Поработал, снял грязную одежду, прошел через душ и тебя с другими солдатиками увозят. А утром снова привозят, надеваешь ту самую грязную радиоактивную одежду, сапоги, неважно фонят они или не фонят», – «Ну уж ты не перебарщивай! Если сапоги сильно фонили, прибор ДП5 это ловил, и сапоги заменяли!» – «А назад тебя везут: времени уже много, жрать охота, не дай Бог колеса у машины фонят – все, заворачивают ее на спецобработку. 2-3 часа отмывают, отмывают, не отмывается. Тогда пешком к пропускному пункту, а зараженную машину бросаем в зоне, в «могильник» с техникой».
Меньше чем за полгода через ЧАЭС прошло около 650 тысяч людей. Как вспоминает Александр Нагорный, бывший начальником одного из районов и участвовавший в организации возведения бетонного саркофага над 4 энергоблоком, о влиянии радиации на здоровье работающие в отрасли прекрасно знали.
«Как такого страха я не ощущал и не видел там среди людей. Наоборот, была самоотверженность. Мы приехали
уже непосредственно для строительства саркофага над 4 блоком. Работали по 12 часов. По дороге, насколько позволяла ее пропускная способность, рекой шла вереница машин с бетоном. За 3 месяца мы уложили более 300 тыс кубометров».
В Чернобыль на экскурсию
Теперь Чернобыль популярен у туристов и в зону АЭС проводятся экскурсии. Трое из четырех ликвидаторов к экскурсиям относятся холодно, но спокойно: территория зачищена, фон небольшой, если кому интересно – пусть едут. Лично у них такого желания не возникает.
«Если бы я оказался на Украине, то с удовольствием туда съездил. Я считаю, что риск минимальный и опасности для здоровья уже нет. Интересно еще раз посмотреть», – оправдывается Александр Нагорный.
«Но лучше туда не ездить», – упрямо заявляет Дмитрий Бисин.
Сегодня Украина планирует построить новое безопасное укрытие над четвертым блоком за счет собственных средств и помощи других стран. В слухи об аварийном состоянии бетонного саркофага Александр Нагорный не верит – 25 лет справлялся со своей задачей и еще 25 прослужит. Однако, к планам возвести Укрытие-2 относится положительно, потому как «хуже не будет».
Сегодня
«Я горжусь своим статусом ликвидатора и мне не стыдно носить все, что на мне висит, – нервно говорит Дмитрий Михеев, проводя рукой по наградам, – Проблем, конечно, хватает, а время стирает людям память. Мы – федеральные льготники, и до монетизации льгот нам было легче, но город старается помочь сгладить острые углы государственных законов…».
«Дмитрий Дмитриевич вечно сглаживает эти самые углы», – ехидно комментирует Виктор Бергер, а Дмитрий Бисин добавляет, что поддержки города он не ощущает. Надо помогать семьям умерших, лечить еще живых, ни один ведь здоровым оттуда не вернулся. Руководитель фонда болезненно кривит лицо: он согласен, согласен…
«Наша главная проблема – медицина. Мы потеряли базу профессиональных врачей, ориентированных на радиационное воздействие. Эти люди повзрослели вместе с нами, а новое поколение врачей им на смену не пришло. Раньше нами занимались специалисты, ведущие только эту категорию людей, а сегодня инвалида Чернобыля ведет обычный участковый врач», – вздыхает Дмитрий Михеев.
Чем дольше он говорит, тем сильнее начинает волноваться. Разве общество не должно помнить о наследственности, о детях, в конце концов?
«Только в Новосибирской области около тысячи детей рождено от родителей, побывавших в зоне Чернобыльской АЭС. А кроме Чернобыля были еще Семипалатинск, Маяк (Челябинск), всеми забытый Тоцкий полигон…», – окончательно расстраивается руководитель фонда.
Мы выходим на крыльцо, где льет дождь. Мужчины закуривают,
«Своим детям и внукам я сказал – я за всех вас облучился. Если где-то случится авария, не вздумайте туда сунуться! Патриотизм… Не нужен он никому. Одни подыхают, а другие за их счет наживаются», – ворчит Дмитрий Бисин.
«Идеология была другая – примирительно говорит Дмитрий Михеев, поглядывая на небо, – Строй был другой, жизнь была другая, да и по-другому все воспринималось. Разве обо всем расскажешь…»
«Но ты напиши, что мы еще крепкие мужички, – спохватывается бывший бригадир, – Мы еще на одну АЭС способны съездить. Мы же не какие-нибудь там!»
...
Портреты ликвидаторов Валерия Панова (газета «Ведомости»), фотографии Чернобыльской катастрофы из открытых источников.
