Журавлёв Виктор Константинович, кандидат физико-математических наук, участник КСЭ, исследователь проблемы Тунгусской катастрофы:
«Мне было 28 лет. Я работал младшим научным сотрудником в Институте ядерной физики при Томском политехническом институте. В то время в лаборатории висел динамик. Между десятью и одиннадцатью часами новосибирского времени услышал: «Внимание, правительственное сообщение…». В лаборатории находились ещё два человека. Мы поняли торжественность и величие момента... В тот момент у меня шёл необычный эксперимент, который нельзя было прервать. Я снимал диэлектрические характеристики взрывчатых веществ...
Мы ждали этого события – выхода человечества в космос. Ждали, но не в этом же году, так обыденно, а когда-нибудь в будущем! В 1957 году я был аспирантом Томского университета. Меня послали осенью с лекциями по линии общества «Знание» в район. Были сообщения в газетах ли, радио, что учёные ведут работы над запуском искусственного спутника Земли. Возвращаюсь в город 4 октября и слышу сообщение о запуске спутника – ожиданное-неожиданное.
В нашей семье тема полётов в космос поднималась. Я в десятом классе завёл тетрадку с вырезками из календарей, газет, журналов на тему. Мы были детьми учителей и отличались от других детей в деревне, для которых эта тема не была актуальной. Брат Юрий поступил в1953 году в ТПИ, и его восхищало и удивляло, что в общежитии множество студентов обсуждало эту тему.
Появилось слово «космический», а раньше говорили «межпланетные сообщения», «межпланетные корабли». Я помню, когда это произошло. 17 сентября 1944года отмечался день смерти Циолковского К.Э.. В номере «Пионерской правды» впервые прочитал в подзаголовке «Космические корабли». Помню и прообраз телевизора, прибора «вездезора», нарисованного в одном из номеров той же «Пионерской правды» в 1941 году. В доме моей жены телевизор КВН, с экраном в ладошку и линзой перед ним, наполненной глицерином, появился в 1956 году. Его называли «Купил, включил, не работает».
Вечер 12 апреля 1961 года мы провели у себя дома в компании товарищей, с песнями, спорами, радостью, мечтаниями»
Перцева Валентина Михайловна, инженер-химик:
«В 1961 году я жила в г. Калашникове Тверской области. Мне было семнадцать лет, и я училась в десятом классе. 12 апреля нас на перемене построили на линейку. Прибежала, именно прибежала, учительница истории Пузырёва Ольга Дмитриевна и взволнованно-радостно сказала, что в космос полетел человек. Его зовут Гагарин Юрий, и он полетел на корабле «Восторг». Она ошиблась, но ей так послышалось. Помню радость и восторг собственный и всех вокруг. А потом услышала, что «Восток», и думала, что это ещё один корабль. И это было так здорово думать, что это возможно. Сомнения разрешили газеты, отец выписывал «Известия». Одна девочка из класса спросила: «Сколько ему за этот полёт заплатят, интересно?!» Но это так чудовищно приземлённо было, что все на неё ополчились»
Черников Виктор Моисеевич, математик, поэт, участник КСЭ. Работал инженером-технологом в отделе главного металлурга в литейном цехе Сиблитмаша. Помнит только, что прибежал друг Толик Черноусов и заорал, что кого-то в космос запустили, он по радио в отделе главного технолога услышал. Его осадил начальник СКБ Попов, коммунист, что надо соблюдать трудовую дисциплину, а не фантазировать в рабочее время.
Журавлёва Руфина Константиновна, географ, участник КСЭ:
«Жила в Томске, была студенткой Томского университета. Общежитие геолого-географического факультета располагалось на четвёртом этаже здания на Ленина, 49. Был перерыв между лекциями. Кто-то пробежал по коридору с криком: «Включайте радио, включайте! Человек в космосе!». Выслушали сообщение. Стихийная эйфория радости! Ничем заниматься стало невозможно. Быстро написали плакат: «Ура, Гагарин!» и все пошли на улицу.
У гидрологов учился Паша Гагарин, однофамилец космонавта. Почему-то было необыкновенно важно его найти. Отыскали и стали подбрасывать в воздух. Его сфотографировали в этот момент, а на следующий день в факультетской газете было фото растерянного Паши и надписью под ним: «Ура! Наш Гагарин в космосе!».
Вся улица Ленина в тот день была запружена студентами. Там находились общежития Политехнического и Медицинского институтов, университета. Началось стихийное гуляние. Привалило народу с гитарами и все что-то пели, каждый факультет своё. Ходили по улице шеренгами, обнявши друг друга за плечи.
На следующий день партприкреплённая к группе (был такой порядок, они следили за дисциплиной, за прогрешениями, чтением студенческим, разрешали мелкие конфликты прежде, чем вынести их на суд деканата) собрала нас. Прочитала лекцию о том, что полёт Гагарина – невероятный прорыв в науке, технике, технологиях, достижение всего человечества. И это вызвало чувство гордости».
Гартвич Татьяна Алексеевна, инженер-электронщик, историк, фотохудожник, участник КСЭ:
«Я этот день помню во всех деталях, с запахами и звуками. Весь лётный состав и курсанты лётного училища, весь город, все кричали: «Ура!» Ещё бы, ведь первым был лётчик! Многократно кричали, и эхо доносило славу со всех сторон. Никто не мог работать. И помню тучи птиц в небе, ведь уже прилетели грачи и скворцы, жаворонки. У нас предчувствие космоса как-то концентрировано было, потому что многие имели к авиации непосредственное отношение.
Вообщем, гремела вся округа. Народ бросил работу и стихийно вышел на улицы. На заводах митинги были такие, что не могли унять ликующих и загнать их в ангары. В толпе женщины плясали и пели частушки, только что сочинённые и на тему:
Запустили мы ракету
В самую орбиту.
Посадили туда Лайку,
Надо бы Никиту!
Народ тогда ещё пел. Принято было с песней девочкам ходить, обнявшись. Во дворах играли гармошки по вечерам. И это никого не раздражало. Задушевно это было, естественно проистекало. Мирная жизнь налаживалась. Возвращались из лагерей уцелевшие в репрессиях соседи. Хотя все были закрыты, не откровенничал никто, но жизнь проходила в открытости быта, всё у всех на виду.
А сейчас поют редко, но в сибирских сёлах частушки ещё в ходу. Привожу в пример одну, неприличную, правда, о космических реалиях наших дней:
Над селом х**ня летала
Серебристого металла.
Много стало в наши дни
Неопознанной х**ни!
Нецензурно выразились, но по сути.
Тот день, без преувеличений, перевернул мою жизнь. Не было ни одного человека в нашем маленьком русском городке Сасово под Рязанью, который не вышел бы навстречу почтальону в ожидании газет. Когда их принесли, я схватила ножницы, клей и стала делать стенгазету. Еле успела до школы, но успела-таки сделать. Вырезала заголовки и наклеивала их на лист ватмана для праздничного выпуска классного «Пионера». Заголовки в газетах были напечатаны огромным шрифтом: «Люди ждали этого часа долгие годы!», «Ждали его в веках поколения!», «Ждали его всего мира народы», «Он пробил, этот час, в стране Ленина!», «Час пробил в великой стране труда!», «Настоящий триумф человечества!», «Не забудет никто, никогда, какое могущее наше Отечество!». И всё в таком духе. Мне оставалось только сложить это более-менее ритмично, обвести портреты Гагарина цветными карандашами.
Уже изрезав, искромсав, я вдруг поняла, что для меня не осталось ни одной целой газеты на память об этом дне. Вернувшись вечером из школы, я взяла чистую тетрадь и сделала первую запись. И всю жизнь, с 12 апреля 1961 года по сей день, ежедневно, вот уже пятьдесят лет, я веду дневники.
Сколько себя помню, столько же мечтаю о путешествиях. Выбор моего чтения определили прекрасные библиотеки Клуба железнодорожников, районная детская и школьная. В последней, бывшей в дореволюционные годы гимназией, сохранились старые фонды. Целые ряды дневников путешественников, мира приключений и научно-популярной литературы. Нечего говорить, что я ходила во все три.
У меня было слабое здоровье. В самом раннем детстве переболела воспалением лёгких. В начале шестидесятых в стране было очень плохо с детской обувью. Летом ходили чаще босиком, а весной и осенью – в резиновых сапожках, зимой – а зимы были слякотные – в валенках с калошами. Не знаю, что было причиной, того, что у меня сильно болели ноги, но, скорее всего, именно плохая обувь. Меня неправильно лечили только что появившимся синтетическим анальгетиком. На медикаментозное отравление детский организм отреагировал бронхиальной астмой.
Пока мои одноклассники пускали бумажные корабли, делали запруды и рыли «ловушки», я лежала на больничной коечке и ... читала. В мечтах пересекала Азию вместе с Пржевальским, исследовала Камчатку вместе с Крашенинниковым, плыла вместе с Лазаревым и Белингсгаузеном к берегам Антарктиды. Я сожалела, что все земли уже открыты и для меня, дохлятины, нет в этой прекрасной жизни места.
В день полёта Гагарина я поняла, что местечко и для меня найдётся. Космос только что начинают осваивать. Ясное дело, в космонавты меня не возьмут. Но в газетах пишут о наземных лабораториях, в которых испытывается космическая техника. Если постараться, то туда попаду.
Я решила начать новую жизнь: завела дневник, приналегла на физику, тайком от родных начала купаться вместе с мальчишками в Цне, как только сходил лёд. Поступила в политехнический (ныне Московский аэро-космический колледж) на электро-вакуумное отделение, так как меня пленило загадочное слово «вакуум», и добралась-таки до разработки бортовой аппаратуры спутников. Начались первые походы и участие в летнее время в экспедициях, в том числе в зону Тунгусской катастрофы. Затем – учёба в университете, работа и опять поездки в разные края. День 12 апреля научил меня смотреть в небо».
Запись воспоминаний для сайта Academ.info приготовила и передала Татьяна Гартвич
Academ.info