Директор новосибирской сети магазинов спортивного питания и фитнес-одежды Fitness Heroes, бердчанин Никита Секрет рассказал «Академ.Инфо», почему считает необходимым оказывать мобилизованным финансовую поддержку, прокомментировал стереотипы о народных сборах и объяснил личную мотивацию помощи вооруженным силам.
— Никита, на каком жизненном этапе лично вас застала новость о начале специальной военной операции?
— В феврале 2022 я учился на президентской программе подготовки управленческих кадров MBA. Тогда были мысли о цифровизации бизнеса, планировал консультировать предприятия в этом направлении, помогать с проведением реструктуризации, в повышении бизнес-эффективности.
С началом СВО понял, что жизнь не будет прежней: нужно подстраиваться под новые реалии. Причем поддержка военным нужна именно сейчас, а не когда у меня закончатся выплаты по кредитам или станет больше свободного времени – подходящего времени для военных действий вообще не будет никогда.
Начал помогать как рядовой гражданин, перенаправляя на помощь часть личных доходов от бизнеса. Мне было важно оказывать именно целевую помощь.
—Разве не вся помощь бойцам СВО целевая? Ведь задача у всех одна: помочь с оснащением, технической базой…
—Когда из военной части приходит список необходимых вещей с 10 позициями, чтение часто заканчивается на первом пункте, где значится: «влажные салфетки». Вся Россия шлет их в огромном количестве, в то время как другие нужды остаются непокрытыми. К тому же, салфетки, носки и трусы можно купить и в Донецке, и в Луганске – там также есть аптеки и магазины.
Поэтому переводить средства лучше под конкретные цели. Так, мы закупали титановые лопаты, поскольку обычные – расходный материал, который быстро выходит из строя. Был запрос на бензопилы – для меня стало открытием, что они там нужны. На деле, чем быстрее отряд построит себе укрытие, тем больше жизней удастся спасти.
Разумеется, направляем деньги на медикаменты: лекарства, жгуты, обезболивающие, которые закупаем по оптовым ценам без аптечных накруток, а также подсумки для их хранения.
Часть средств мы отправляли на закупку дронов – Минобороны раньше их не выпускало. Сейчас хороший дрон стоит 300 тысяч рублей, хотя в начале СВО продавался за 150. Он может не раз спасти десятки жизней, но через министерство это оснащение появится неизвестно когда.
— Правда ли то, что спортивное питание тоже оказалось актуальным в зоне СВО?
— Да, например, протеиновые батончики. Это полноценный прием пищи взамен сухпайка. Они компактные, порционные, не надо готовить. Отличие от стандартных шоколадных батончиков, которые потребляли в больших количествах в той же Чечне – в них нет сахара, который провоцирует развитие диабета. Мой отец вернулся из Чечни с этим заболеванием.
Второй пункт – это комплексные витамины с усиленным составом – оно особенно актуально осенью, когда слякотно. Третий – изотоники: это источник восполнения солей и минералов, которые выделяются из организма вместе с потом. Их недостаток влияет на скорость реакции и работу мышц.
В перспективе планируем отправлять препараты для лечения суставов и связок. Даже когда военные действия закончатся, людям нужно будет восстанавливаться, проходить реабилитацию.
— Многие сомневаются, действительно ли деньги и матпомощь доходят до адресатов, и поэтому не участвуют в благотворительной деятельности. Что думаете об этом?
— Есть ли те, кто обманывает? Да. Поэтому надо не лениться и искать фонды и людей, которые открыто публикуют отчеты о своей деятельности. Я уверен в новосибирском благотворительном центре «Семья и дети», депутате заксобрания Сергее Конько, который сам дважды бывал на СВО – поэтому сотрудничаю с ними. Еще есть Общероссийский народный фронт, в котором часто объявляют целевые сборы – это официальная организация, ведущая налоговую отчетность.
Через фонды люди скидываются по 100, 500, 1000 рублей – это вполне приемлемые суммы для рядового гражданина. Тут главное – сопричастность. Возможности у всех разные, но сразу видно, кто помогает из чистых побуждений, а кто – для галочки. Впрочем, последнее – тоже неплохо. Но есть те, кто отходит в сторонку с мыслями: «Меня это не коснется». К сожалению, происходящее затронет всех: и мирных, и айтишников, и тех, кто покинул пределы страны. И чем быстрее спецоперация закончится, тем скорее мы все вернемся к нормальной жизни, в том числе к полноценному ведению бизнеса.
— Бытует мнение, что помогая армии народными средствами, люди будто бы расписываются в ее несостоятельности – так ли это?
— Все дело в скорости реакции. Бюрократическая система устроена так, что через нее все будет делаться дольше. Должно ли государство полностью обеспечивать военных? Да. Но если вы увидите, что кто-то бьет вашего близкого, вряд ли будете философствовать: надо влетать в эту драку и пресекать ее, а потом уже выяснять, кто был прав, а кто виноват.
В Минобороны сейчас активно вскрываются недочеты, недостачи и прочее – это уже сфера деятельности прокуратуры и ФСБ. Что толку от понимания того, что кто-то своровал, недодал? Нужно решать текущие задачи, и делать это максимально эффективно. Устраивать разборки будем после того, как закончатся непосредственные боевые действия.
В разное время разные люди нуждались в помощи. Когда-то это были жертвы землетрясения, беженцы, сироты. Сейчас поддержка нужна военным. Вообще, помогать нужно сильным: эта мера временная. Они окрепнут еще больше и дальше будут действовать сами. Невыгодно помогать слабым: сколько им ни давай, они всегда останутся безынициативны и недовольны.
—В соцсетях можно увидеть агрессивные комментарии под постами о гуманитарной помощи, что надо всех благотворителей – бизнесменов, депутатов – отправить на фронт. Как относитесь к таким высказываниям?
— Это вопрос эффективности: во время Великой Отечественной тоже не все были на фронте, многие работали в тылу. Новосибирск – город трудовой славы, в советское время в регион свозилось множество предприятий, на которых люди работали. А подобные высказывания появляются от недоверия, озлобленности, поиска подвохов. Но надо делать то, что ты можешь, с тем, что имеешь.
Когда мне было шесть лет, мой отец воевал в Чечне. Помню, как мы собирали ему посылки, переживали. Тогда нельзя было обменяться голосом или созвониться по видео. Я себя чувствую ребенком войны: вырос в военном доме, мои друзья – дети военных. Это сформировало определенное мировоззрение.
В 19 лет у меня обнаружили гепатит С – так я стал негоден к армии. Бердский военком во время призывной комиссии отчитал меня: «Не стыдно тебе? Отец на доске почета висит в военкомате, а ты «мажешься». А я не «мазался», и меня это сильно задело. Поэтому я помогаю, но другим способом – у меня иные компетенции. Купить в два раза дороже легко и просто, а вот найти то, что стоит 100 рублей за 50 – это мастерство.
Розничная цена того же протеинового батончика в магазине – 80 рублей. Я договорился о том, чтобы его поставляли за 32 рубля. К слову, чтобы обеспечить отряд в 200 человек, нужно закупать их тысячами.
Я точно не делаю кому-то хуже. А если кто-то может делать лучше – буду только рад, освобожу ему место и стану больше проводить времени со своей семьей.
—Вы сказали, что жизнь уже не будет прежней. Что вы имели ввиду?
—В 20-25 лет допустимо думать, что придет кто-то и решит все за тебя. Но в 33 уже понимаешь: если не ты сам будешь выстраивать общество, то кто? От диванной критики, к сожалению, ничего не меняется.
Когда-то Чечня сильно поменяла нашу жизнь: из-за предательства определенных олигархов и генералов, к власти пришел наш президент из ФСБ и начал наводить порядок. Сегодня часть олигархов и бомонда покинула страну – кстати, с деньгами, которые заработали в России. От этого экономика пострадала, но само общество почистилось. В перспективе это даст хороший толчок для экономического развития.
К слову, пять лет назад я был жесточайшим оппозиционером. Даже пошел работать наблюдателем на выборы в надежде пресечь вбросы бюллетеней, о которых много слышал. Тогда я сам увидел, что у выборов реальные результаты, и по-другому посмотрел на политическую обстановку.
Вопросов к власти много. В том числе и у меня. Но сейчас такое время, когда нужно объединиться, и спрашивать с руководства уже после боевых действий. Народ просыпается, меняется, начинает активно высказываться – это хороший потенциал для развития гражданского общества.
После окончания СВО, возможно, вновь примкну к рядам оппозиционеров: планирую задавать неудобные вопросы и искать на них ответы.