Последний раз я была в здании ЦСБС еще в школе – на экскурсии в тропическую оранжерею, где больше всего запомнились, конечно, миниатюрные деревца «бонсай». Кажется, за десять лет особенно ничего не изменилось: здание 1964 года ни разу не видело капитального ремонта, стены, неряшливо покрашенные, во многих местах с облупившейся краской, смотрят как-то даже стыдливо. Потому что в экспозициях и коллекциях находятся свыше 12000 видов, сортов, форм и гибридов из различных флористических областей; более 6000 видов тропических и субтропических растений, 2500 суккулентов, 350 тысяч гербарных листов…И все это с трудом помещается в здании.
Сегодня у ботсада есть даже шесть собственных экспедиционных машин – это большая удача, поскольку до их появления проблема с транспортом была очень острой: аренда стоит 6 тысяч рублей в сутки, в то время как одна экспедиция занимает в среднем три недели.
Так-то оно так, но у ботсада, как многие знают, отнюдь не блестящее финансовое положение, а у сотрудников и вовсе – сплошные «замкнутые круги», о которых мне рассказала Татьяна Елисафенко, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник лаборатории интродукции редких и исчезающих видов растений. По ее словам, получается, что ученый не может проводить полноценные исследования, если нет гранта, но грант не получить без исследования. Сотрудник не может поехать на конференцию, так как лаборатория ограничена в ресурсах, но если он не принимает участия в конференциях, то и возможность получения гранта опять же невысока. Казалось бы, исследователь может поехать за свой счет (это если не брать в расчет зарплаты, которые не доходят и до 20 тысяч рублей), но сотрудник бюджетного учреждения, по правилам, не может ехать за свой счет. Некоторые, конечно, все равно едут.
«В аспирантуре грошовая стипендия, так что студенты сразу интересуются, мол, а какие гранты, ведь на 2 тысячи в месяц нереально выжить, общежитий нет, под елочкой, что ли жить? – переживает Татьяна Валерьевна. – К тому же, ставок нет. После 35 лет вообще работу в ботанике трудно найти, если не создал себе имя. В науку идут, конечно, альтруисты. Очень сложно за год написать полноценную статью, что ведет к большому количеству мелких низкосортных статей. А нас поставили в такие рамки. В иностранные журналы нужны доброкачественные статьи после нескольких лет интродукционных исследований, а мы вынуждены писать мелкие. Работать в ботанике сейчас очень сложно».
Есть, конечно, о чем переживать: и о том 30-летнем сгоревшем сибирском кедре, выращенном Галиной Семеновой, старейшим сотрудником ботсада, и о разворованных жителями посадках лекарственных растений, и что не удалось сохранить при переносе некоторые ценные виды. Но это уже все равно в прошлом. Сейчас важно вырастить новые семена, даже если эти растения будут «непопулярны», а исследование так и не получит грант. Сотрудники здесь даже слишком бескорыстны и преданы своему делу: жалеют, что зима идет так мало месяцев, ведь работа с семенами начинается уже в ноябре. К тому же это только кажется, что научный сотрудник только и делает, что пишет статьи – с землей работает тоже он, попросту не доверит свои фиалки, как Татьяна Елисафенко, никому другому. «Мы любим работать на земле, как и многие люди – в огороде. К тому же, кажется, именно поэтому выглядим гораздо моложе своего возраста, особенно женщины», – улыбается доцент.
Конечно, нужны специальные помещения с термостатами, климостатами, холодильной установкой для долговременного хранения семян – сейчас вот они просто хранятся на подоконниках. Но больше всего сотрудники переживают о том, что очень многие начинания прекращаются на стадии документов. До администрации просьбы доходят – но на том все и заканчивается, упираясь в «недостаточное финансирование». Давно в планах – построение новых оранжерей, новое здание гербария. «Соседство с оранжереями для гербария неблагоприятно – влажность, вредители. Постоянно обрабатываем химикатами», – рассказывает Татьяна Валерьевна.
Татьяна Полубоярова из лаборатории биотехнологий недавно защитила кандидатскую, но уже давно работает в ботсаду. Когда она приводит меня в помещение с «больничным» светом и сотнями баночек с латинскими названиями, ее доброе лицо светлеет – сразу видно, как она любит свое дело. «Здесь стерильные питательные среды. Каждый листочек здесь – это будущее новое растение. Копеечник чайный, есть исчезающие виды ирисов, орхидных... Многие растения трудно вводятся в культуру, но мы стараемся держать их как можно дольше, размножить из культуры. Тесно, конечно, растения страдают. Собираются вроде новую теплицу строить», – рассказывает Татьяна.
Наглядно «тесноту» можно увидеть в оранжерее тропических и субтропических растений и в оранжерее суккулентов. Выглядят они как натуральные джунгли, в зарослях которых невозможно разобраться, глаза от «зеленого разнообразия» просто разбегаются. Тут же проводятся экскурсии, дети покупают «милые кактусики», уставшие родители тянут своих школьников домой, мол, сколько же можно рассматривать эти колючки. Уединение среди любимых тропических растений здесь кажется невозможным: надо еще уследить, чтобы любопытные посетители ничего не оторвали и не унесли, а в столь «заросшем» и тесном помещении это трудно.
Не то, чтобы сотрудники ботанического сада обижаются на СО РАН, но в эпоху инноваций и миллиардов, выделяемых на IT-технологии, как-то странно, что гордость новосибирского Академгородка почти заброшена государством. Надеюсь, что в скором времени на ЦСБС обратят внимание, ведь наука подобна нежному растению: только если за ним ухаживать и постоянно развивать, оно принесет плоды. Пока же ботаникам приходится сложно, но они, как ни странно, не унывают, потому что верят: однажды документы обернутся реальной помощью.
Фото автора
Мария Фугенфирова